Советскому Генштабу тут же предложили назначить представителя при штабе Союзных экспедиционных сил для участия в возможных переговорах о капитуляции. Им стал генерал Иван Суслопаров, артиллерист, ещё до войны переквалифицировавшийся в военного дипломата, параллельно руководившего советской разведывательной сетью в Западной Европе.

О готовности потребовать от немцев капитуляции Эйзенхауэр сообщил русскому союзнику уже 4 мая. Интересно, что к тому времени немцы успели предпринять попытку выторговать «перемирие» и на Восточном фронте, запросив о встрече командующего германскими сухопутными войсками генерала пехоты Кребса с героем Сталинграда генералом Чуйковым. Василий Иванович, командующий 8-й гвардейской армии, которая в эти дни штурмовала Берлин, не стал отказываться от встречи, которая его ни к чему не обязывала.

Она состоялась 1 мая в 3:50 утра. Генерал Кребс, долго живший в Москве и хорошо говоривший по-русски, поспешил сообщить, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, а власть в рейхе перешла к адмиралу Дёницу.  

Он был уполномочен установить непосредственный контакт с командованием Красной армии для переговоров о перемирии. Командующий Первым Белорусским фронтом маршал Жуков отправил к Чуйкову своего заместителя генерала Соколовского, и, коротко пообщавшись со Сталиным, потребовал через него от немцев капитуляции. Генерал Кребс сослался на отсутствие у него соответствующий полномочий, и вскоре советские войска пошли на последний штурм. Только ночью 2 мая, в 1 час 50 минут, радиостанция штаба берлинской обороны передала и несколько раз повторила на немецком и русском языках: «Высылаем своих парламентёров на мост Бисмаркштрассе. Прекращаем военные действия». К 15 часам 2 мая с врагом было полностью покончено. Остатки берлинского гарнизона сдались в плен общим количеством более 134 тысяч человек. Многие из тех, кто дрался с оружием  в руках, видимо, в последние дни разбежались и попрятались.

Только безоговорочная капитуляция – от этой формулы, озвученной для генерала Кребса, никто в Красной армии отказываться не собирался. 4 мая Эйзенхауэр сообщил, что намерен потребовать от германского командования немедленной капитуляции с тем, чтобы "капитуляция немцев на русском фронте и капитуляция их на нашем фронте были точно согласованы по времени". Более того, союзный главнокомандующий предлагал наперёд договориться о "едином и общем плане военной капитуляции".

Отсюда начинается новый этап – со стороны командования Красной армии нет никаких препятствий для принятия у поверженного врага капитуляции. Немцы тянут время, чтобы дать возможность максимальному количеству войск уйти на юг – в Чехию к Шернеру, или, в крайнем случае, сдаться в плен союзникам. Время начинают тянуть и союзники. Несмотря на то, что новое руководство рейха готово уже к любому исходу, а собрать представителей всех сторон с «полномочиями» можно в любой момент и в любом месте. Но англичане и американцы, не афишируя того, тоже прилагают максимальные усилия, чтобы как можно больше немецких солдат и офицеров сдались в плен именно им.

Пока же предстояло окончательно согласовать зоны оккупации и, кроме того – убедиться в том, что все очаги сопротивления фашистов в Германии действительно подавлены. Как известно, уже после капитуляции немецкую группу армий «Центр» генерала Шернера пришлось добивать на чешской земле. В ходе согласований не было даже речи о том, что в работе над планом не примет участия советский представитель.

Ответ советского Генштаба оказался тоже вполне оперативным: после полуночи 5 мая от начальника Генштаба Антонова поступило сообщение, что "план Эйзенхауэра принят", а Суслопарову даны необходимые полномочия. Сталин даже успел выразить Трумэну и Черчиллю свое согласие на одновременное объявление о Дне Победы в Вашингтоне, Лондоне и Москве. В свою очередь, союзники предложили определить дату в соответствии с рекомендациями Эйзенхауэра, не получив в ответ возражений от советского Верховного.

Срок Эйзенхауэр назначил жёсткий, но неожиданные сложности вызвал полный развал государственного механизма Третьего рейха. Тот факт, что Гитлер назначил преемником гросс-адмирала Дёница, вождя «волчьих стай» германских подлодок, у многих в Германии вызвал недоумение, у кого-то сомнения, но большинство немцев просто не имело об этом никакого понятия. В верхах вермахта тоже воцарилось нечто вроде «междувластия». Высший на тот момент чин в сухопутных войсках – начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил фельдмаршал Вильгельм Кейтель сумел ускользнуть из Берлина к границе Дании - во Флёнсбург, где обосновался Дёниц, и никакого желания удаляться оттуда не проявлял. Другие генералы вели «частные переговоры», многие старались «раствориться» где-нибудь в Аргентине, смелость капитулировать пришлось взять самому на себя Дёницу.

Только к 7 мая командование союзников сумело добиться того, что в акте подписания капитуляции мог принять участие облечённый достаточными полномочиями представитель германского командования – генерал-полковник Йодль, начальник оперативного отдела Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии. Дорогу к капитуляции ему проторил только что назначенный командующим флота  адмирал фон Фриденбург, который оперативно прибыл в ставку союзных войск в Реймс, но смог выторговать у Эйзенхауэра всего один день. Уже 5 мая по приказу Дёница в Реймс прибыл Йодль, который был проинформирован, что в случае дальнейших проволочек американцы «закроют фронт».

Первый победный документ

Уже в 1:30 ночи 7 мая руководитель немецкой делегации в Реймсе генерал Йодль получил от гросс-адмирала Деница радиограмму, предписывавшую согласиться на все условия союзников. Как только поступил такой приказ, Йодль немедленно сообщил об этом решении союзному командованию, и всего через два часа началась церемония подписания документа, который должен был поставить точку в войне с Германией. И в 2:41 он поставил свою подпись под актом о капитуляции. Вслед за ним подпись под капитуляцией поставил командующий ВМС адмирал Фриденбург.

Примечательно, что генерал Эйзенхауэр подписывать капитуляцию отказался, поскольку посчитал ниже своего военного достоинства ставить подпись главнокомандующего всеми союзными войсками в Европе рядом с подписями нижестоящих по должности лиц.

Вскоре после того, как в Реймсе был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Германии, представитель Москвы получил шифровку от Сталина с категорическим запретом ставить свою подпись под этим документом. Но дело уже было сделано, и через 36 часов после подписания документа правительства США и Великобритании объявили об окончании войны – не дожидаясь согласия Советского Союза.

Со стороны союзников Акт о капитуляции в Реймсе подписали всего трое: начальник штаба Эйзенхауэра генерал Уолтер Беделл Смит, расписавшийся за англичан и американцев сразу, что, между прочим, вызывает некоторые сомнения в том, что сами союзники считали церемонию в Реймсе окончательной.

От Франции подписался генерал Франсуа Севез. Со стороны СССР документ подписал представитель Ставки Верховного главнокомандования при командовании союзников генерал-майор Иван Суслопаров, но только в качестве свидетеля – ещё один аргумент в пользу предварительного характера капитуляции в Реймсе.Просто так сбросить со счетов сам факт участия в церемонии подписания в Реймсе генерала Суслопарова, даже в качестве «свидетеля», согласитесь, нельзя. Суслопаров предварительно побывал у Эйзенхауэра. Он получил от него информацию об отвергнутых союзниками мирных инициативах генерала Йодля. Эйзенхауэр дал возможность советскому представителю не только предварительно ознакомиться с текстом капитуляции, но и согласовать его с Москвой. Однако ответ из Москвы задерживался, что практически вынудило Суслопарова взять всю ответственность на себя. В третьем часу ночи 7 мая 1945 г., когда под документом уже стояли подписи немцев, Суслопаров поставил под Актом о капитуляции свою подпись.

Капитулировать – только в Берлине!

Генерал незамедлительно доложил о подписании в Москву, откуда тем временем уже летела депеша: "никаких документов не подписывать!", хотя Суслопаров за своевольное подписание не подвергся никаким репрессиям.

 Тогда советская сторона по инициативе Сталина выдвинула предложение своего рода ратификации реймсского документа, а он сам в советской и российской историографии стал называться «предварительным протоколом капитуляции». Интересно, что в ответ союзные исследователи стали называть капитуляцию, подписанную в Карлсхорсте, простой ратификацией акта, оформленного во французском Реймсе.

Версия маршала Жукова

В истории далеко не всё и не всегда однозначно, даже если чему-то и есть абсолютно безупречные документальные подтверждения. Ведь не случайно многие историки готовы теперь приписать Сталину желание самолично продиктовать условия мира, и он, мол, уже готов был отправиться в Германию, но товарищи по партии вождя отговорили. И не случайно до сих пор в ходу версия о том, что западные союзники Советского Союза обманом приняли у немцев капитуляцию на день раньше, после чего, по требованию Сталина, была организована повторная капитуляция.

Основанием для такой трактовки событий стали знаменитые «Воспоминания и размышления» маршала Жукова. Вот что пишет полководец:

«7 мая мне в Берлин позвонил И.В. Сталин и сообщил:

– Сегодня в городе Реймсе немцы подписали акт безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны, – продолжал он, – на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск.

– Я не согласился и с тем, – продолжал И.В. Сталин, – что акт капитуляции подписан не в Берлине, центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск».

Опираясь на это, современные исследователи и публицисты запустили версию о разносе, который Верховный устроил своим подчинённым и о том, что он чуть ли не заставил союзников «переподписать» капитуляцию. Собственно говоря, если бы англичане, американцы и французы считали Реймский акт легитимным, они бы и День Победы праздновали уже не 8-го, а 7-го мая. Условия будущего мира обсуждались Сталиным, Рузвельтом и Чёрчиллем ещё в 1943 году, а уже в Ялте были согласованы практически по всем основным направлениям. И решение о том, что принимать капитуляцию будут именно «представители Верховного командования союзных войск» было принято уже тогда.

Версия Генштаба

Вечером 7 мая Сталин вызвал к себе начальника генштаба Антонова и его заместителя Штеменко. Штеменко вспоминал впоследствии:

«Весь вид его выражал крайнее неудовольствие […] Он заметил, что союзники организовали одностороннее соглашение с правительством Дёница. Такое соглашение больше похоже на нехороший сговор. Кроме генерала Суслопарова, никто из государственных лиц СССР в Реймсе не присутствовал. Выходит, что перед нашей страной капитуляции не происходит, и это тогда, когда именно мы больше всего потерпели от гитлеровского нашествия и вложили наибольший вклад в дело победы, сломав хребет фашистскому зверю. От такой капитуляции можно ожидать плохих последствий».

Впрочем, по самому тексту и условиям капитуляции у Сталина не было претензий, но его явно не устраивал сам факт того, что дело было провернуто так, словно это был какой-то закулисный сговор. Нельзя также исключать, что в чисто военном акте, который был продиктован германскому командованию всеми союзниками, советскому вождю виделась угроза последующего пересмотра давно согласованных с Англией и США условий послевоенного мира. В России, пусть уже не царской, а Советской, помнили, как в 1878 году её после блистательного мира в Сен-Стефано откровенно переиграл на Берлинском конгрессе «честный маклер» канцлер Бисмарк. Помнили и похабный Брестский мир.

По всем признакам Сталину просто необходимо было не только на всю страну, но и на весь мир засвидетельствовать Победу СССР. Между тем Европа уже праздновала Победу – гуляли Париж и Лондон, Глазго и Нью-Йорк, но в России на сообщение о капитуляции 7 мая был наложен жёсткий цензурный запрет. Тем самым, уже тогда возможность общего празднования Дня Победы была утрачена де-факто.

В ответ на требование Советского руководства ещё раз подписать Акт о капитуляции, и лучше сделать это в поверженном Берлине, союзники возражать не стали. Для них на тот момент главным было, чтобы Берлинский текст капитуляции не расходился с Реймским. Начальник советского Генерального штаба Антонов потребовал, чтобы текст был согласован со всеми союзниками, содержал приказ об одновременной сдаче немцев и прекращении огня на всех фронтах. И вновь прозвучало предложение, точнее, жёсткое условие, чтобы Акт был подписан в Берлине.

 Советская сторона настаивала на том, что капитулировать Германия должна не где-нибудь, а в собственной столице – Берлине. С этой идеей согласились и Англия, и США, и Франция, и на поздний вечер 8 мая было назначено повторное подписание германской капитуляции. Местом церемонии назначили штаб советской 5-й ударной армии в берлинском пригороде Карлсхорст.

С советской стороны подпись уполномочили поставить маршала Жукова, на тот момент - командующего войсками Первого Белорусского фронта. Но Жуков оставался и первым заместителем Верховного главнокомандующего, которому было предоставлено право подписания любых документов, вплоть до акта о капитуляции, без предварительного согласования с Москвой. Не в пример тому же Суслопарову. В принципе вообще об условиях договариваться никакой необходимости не было – капитуляция этого не предусматривает. Весь вопрос оставался только в том, кто бы мог повторно подписать капитуляцию от лица вермахта. «Оперативник» Йодль уже «отметился» в Реймсе и выбор пал на того самого «беглого» генерал-фельдмаршала Кейтеля, которого немедленно выудили из тихого приморского Флёнсбурга.

Содержание окончательного текста Акта о безоговорочной капитуляции союзники согласовали в ночь с 8 на 9 мая. Интересный факт, что ввиду отсутствия в Берлине и окрестностях электричества, печатали его при свечах на небольшой портативной машинке. И, конечно, особенно впечатляет куда более высокий, чем в Реймсе, статус подписавших Акт о капитуляции в берлинском Карлсхорсте – можно сказать, Сталин получил именно то, что хотел.

Красную армию представлял первый заместитель Верховного главнокомандующего маршал Георгий Жуков, верховное командование союзных войск – маршал авиации  Великобритании Артур В. Теддер, командующий стратегическими воздушными силами США генерал Карл Спаатс и главнокомандующий французской армией генерал Ж. Латр де Тассиньи. Никто из них не выступал в роли «свидетеля». Немцы были представлены фельдмаршалом Кейтелем, у которого на тот момент был самый высокий пост в вермахте, всё тем же адмиралом фон Фриденбургом и генерал-полковником авиации Штумпфом. Как писал маршал Жуков: «в 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года подписание акта безоговорочной капитуляции Германии было закончено».

Как видим, к тому времени в Москве уже точно наступило 9 мая 1945 года и никаких оснований, чтобы праздновать Победу в другой день, уже просто не оставалось.

43 минуты на окончание войны

Подписание финального Акта о безоговорочной капитуляции Германии в Карлсхорсте было расписано буквально по минутам – и на сей раз по советскому сценарию.

В два часа дня на берлинском аэродроме Темпельхоф приземлился самолет с делегацией Главного командования союзных сил и по специально расчищенной советскими саперами от завалов и баррикад дороге прибыл в штаб 5-й ударной армии. Среди представителей союзников были командующий ВВС армии США генерал Карл Спаатс и командующий 1-й французской армией генерал армии Жан де Латр де Тассиньи, которые должны были стать свидетелями подписания документа.

Чуть позже из Фленсбурга – штаб-квартиры правительства Карла Деница – под конвоем британских офицеров доставили немецкую делегацию.

Ровно в полночь по московскому времени (в 22.00 по центральноевропейскому) маршал Георгий Жуков открыл церемонию подписания. Первыми на всех девяти экземплярах акта – по три экземпляра на русском, английском и немецком языках – поставили свои подписи немцы, потом маршалы Жуков и Теддер, а после них генералы Спаатс и де Латр де Тассиньи. К слову, генерал-майор Иван Суслопаров, самовольно подписавший первый вариант Акта, также присутствовал на этой церемонии. Здесь он узнал, что его не ждет Гулаг, и вообще Сталин не имеет претензий к его действиям в Реймсе.

Вся процедура, поставившая точку в войне с нацистской Германией, заняла всего 43 минуты. По московскому времени это было уже начало 9 мая, и именно этот день с того времени отмечается в нашей стране как День Победы.

Поражение после капитуляции

Правительство Карла Деница рассчитывало стать переходным правительством Германии на относительно долгий срок, но прекратило свое существование всего через три с небольшим недели – 23 мая 1945 года. А еще через полмесяца, 5 июня, в Берлине в штабе командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Георгия Жукова была подписана Декларация о поражении Германии. Текст этой декларации был годом раньше разработан в качестве текста будущей капитуляции Германии, но в мае 1945-го представители союзного командования опасались, что многие положения документа вызовут резкое отторжение у немецкой делегации, и потому предпочли разработать краткий, чисто военный текст о капитуляции. А доработанный первоначальный вариант превратился в Декларацию о поражении, которую подписали маршал Жуков (от СССР), генерал Эйзенхауэр (от США), фельдмаршал Бернард Монтгомери (от Великобритании) и генерал Жан де Латр де Тассиньи (от Франции). Документ декларировал отсутствие в Германии действующей реальной власти и право победителей принять эту власть на себя, а также содержал требования о выдаче военных преступников, сдаче оружия и возвращении военнопленных.

Именно Декларация о поражении Германии стала основным документом, определившим судьбу этой страны на первые послевоенные годы.