19.05.2023 06:59
66
«НОЧНЫЕ ВЕДЬМЫ» В КУБАНСКОМ НЕБЕ. 46-Й ГВАРДЕЙСКИЙ НОЧНОЙ БОМБАРДИРОВОЧНЫЙ АВИАЦИОННЫЙ ТАМАНСКИЙ КРАСНОЗНАМЕННЫЙ И ОРДЕНА СУВОРОВА ПОЛК». РАКОБОЛЬСКАЯ ИРИНА ВЯЧЕСЛАВОВНА.
Ракобольская Ирина Вячеславовна родилась 22 декабря 1919 года в г. Данкове в семье учителя физики Вячеслава Афиногеновича Ракобольского. Окончила в 1938 году опытно-показательную школу им. Радищева и поступила на физический факультет МГУ. В октябре 1941 года с 4-го курса физфака добровольно ушла в Красную армию, была зачислена в числе семнадцати студенток университета в авиагруппу № 122 и направлена в Энгельсскую военную авиационную школу. После окончания школы, в 1942 году, была назначена начальником штаба 588-го (в дальнейшем - 46-го гвардейского Таманского орденов Красного Знамени и Суворова) авиаполка ночных бомбардировщиков. С мая 1942 года и до конца войны участвовала в боевых действиях на различных фронтах Великой Отечественной войны.
Вячеслав Афиногенович и Варвара Федоровна Ракобольские.
В книге «Нас называли ночными ведьмами» Ирина Ракобольская, начальник штаба полка, и Наталья Кравцова, летчица, Герой Советского Союза, вспоминают о своих подругах-однополчанках, о ночных полетах под зенитным огнем, о том, как жили женщины на войне. «В этой книге рассказывается о боевом пути полка, о наших боевых подругах, о ночных полетах, о том, как погибали, как горели над целью живыми… И о том, как побеждали, как из юных девочек вырастали Герои нашей страны. О том, как все это было…»
«В октябре 1941 года немцы подходили к Москве. Москва словно замерла, с маскировочными рисунками на площадях, с противовоздушными "сосисками" в небе. В университете работали различные курсы: медицинских сестер и лыжников, пулеметчиков и радистов… Казалось невозможным в такое время учить историю, физику или математику. Нужно было быть в окопах на передовой… В это время в правительстве страны скопилось большое количество писем от девушек - летчиц аэроклубов, летных школ, транспортной авиации. Все они настойчиво просили направить их на фронт, чтобы воевать наравне с мужчинами…8 октября 1941 года И. В. Сталиным был подписан совершенно секретный приказ о формировании женских авиационных полков ВВС Красной Армии… Вся организационная работа поручалась Марине Расковой. Но для того чтобы создать боевой полк, нужны были еще и штурманы, и техники, и вооруженцы. И тогда ЦК комсомола объявил по Москве призыв девушек, желающих добровольно пойти на фронт… Немецкие войска подходили к столице. Позднее, когда стало ясно, что людей на три полка недостает, такой же комсомольский призыв был объявлен в Саратове, близ которого проходило формирование полков. Сотни девушек, от 16 до 20 лет, никогда в жизни не прикасавшихся к плоскости самолета, не державших в руках оружия, пришли в армию по этому призыву. Среди них были студентки и ткачихи, воспитательницы детских садов и школьницы…
Так и появился в годы Великой Отечественной войны необыкновенный полк - 46-й гвардейский, Таманский, дважды орденоносный полк ночных бомбардировщиков, летавший на самолетах По-2. В этом полку мужчин не было. От техника до командира полка - одни только женщины. В основном девочки от 17 до 22 лет. Я не знаю, был ли во всей нашей авиации другой полк, летавший на По-2, который за три года боев сумел бы сделать 24 тысячи боевых вылетов… Полк, в котором 25 летчикам и штурманам было присвоено звание Героя Советского Союза и Героя России. Полк, в котором одновременно с боевыми действиями непрерывно обучали и вводили в строй новых летчиков и штурманов, и в результате его состав удвоился, несмотря на потери. Полк, для которого строили деревянные взлетные полосы, в котором обслуживали полеты бригадным методом. Мне кажется, что такого полка больше не было. А уж женского - не было точно! Летчики, которые в него пришли, были яркими личностями, с высоким мастерством пилотирования. Ведь для того чтобы женщина окончила летную школу или аэроклуб, она должна была обладать подлинной влюбленностью в небо, страстью к полетам. Тогда она могла стать инструктором аэроклуба, командиром отряда, пилотом пассажирского лайнера. А штурманами у них стали в основном студентки вузов - математики, физики, историки, уже проявившие способность к науке и пожертвовавшие ею, чтобы помочь Родине. Они быстро освоили новую специальность и внесли в полк особую атмосферу: в краткие перерывы между боями проводились философские и тактические конференции, выпускались литературные журналы, писались стихи… Штурманом полка и штурманами трех эскадрилий были студентки мехмата МГУ, начальник штаба и начальник оперативного отдела - тоже студентки Московского университета. И всех нас объединяли особый азарт, взаимное уважение и стремление доказать, что девушки могут быть в бою не хуже мужчин… Немецкие солдаты говорили, что летчиц на По-2 трудно сбить, потому что они "ночные ведьмы". Зато пехотинцы называли этот самолет старшиной фронта, а девушек, летавших на нем, небесными созданиями небесными ласточками. Летчики других авиаполков ласково обращались к нам "сестренки". Полк прошел с боями от Донбасса, через Сальские степи и предгорья Кавказа при отступлении Южного фронта, через Кубань и Крым с наступающими фронтами, Белоруссию и Польшу, дошел до Восточной Пруссии, Германии и окончил войну севернее Берлина. В составе полка воевали и 10 девушек из Московского университета, прервавших учебу и добровольно ушедших на фронт. В этом полку прошли всю войну десять студенток Московского государственного университета. Двое погибли. Пяти было присвоено звание Героя Советского Союза…»
Первая часть книги написана начальником штаба полка, профессором МГУ, заслуженным деятелем науки РФ Ириной Ракобольской, вторая - Героем Советского Союза, летчиком Натальей Кравцовой (Меклин), членом Союза писателей России. Авторы не ставили своей целью последовательно изложить всю историю полка и рассказать обо всех друзьях-однополчанах. Здесь приводятся лишь воспоминания о наиболее памятных нам событиях тех лет…
«Мои боевые подруги… Какими они были? Мечтательницами и фантазерками на тоненьких каблучках. С легкомысленными локонами и строгими русскими косами. Серьезные и хохотушки. Нежные и суровые. Девочки, только что оторвавшиеся от маминого тепла, и уже опаленные войной летчицы. Жены, проводившие на фронт любимых. Матери, оставившие детей бабушкам. Такие разные в личном и такие одинаковые в главном - желании воевать. Умение приходило с опытом, в боях рождалась слава. Когда невысокая светловолосая девушка с серо-голубыми глазами появилась в спецшколе, я сразу узнала Женю Рудневу. Мы встречались с ней на общих лекциях по физике (хотя она училась на математическом факультете, на отделении астрономии, а я на физическом), потом на заседаниях комитета комсомола, а в последнее время вместе занимались воскресниками. Чтобы не волновать родных, Женя не сказала им, в какую часть ее направляют. "Я иду обучать ополченцев пулеметному делу", - объяснила она отцу и матери. Своему дяде, учителю, я тоже сказала, что иду преподавать физику в военное училище. Он изумился: "Что же, никого поопытнее не нашлось?" А мамы в Москве не было. Ни в первые месяцы пребывания в армии, ни потом, в полку, никогда не пожалела Женя о том, что прервала учебу, променяла занятие любимым делом на трудную, полную лишений и опасности жизнь солдата на фронте. "Я чувствую, что я иду единственно правильным путем, что здесь я делаю то, что должна делать", - писала она родным. Это было наше общее чувство… Нам выдали военное обмундирование. Но как мы неловко чувствовали себя в форме, когда надели ее в первый раз! Большие гимнастерки и брюки, длинные мешковатые шинели и - самое мучительное - сапоги от 40-го до 43-го размера. Мы звали их котики - от кота в сапогах. Комиссар части Е. Я. Рачкевич учила нас заворачивать ноги в портянки. Ох, и ловко она это делала… Нам выдали на портянки белую пушистую бумазею, и девочки говорили: "Вот пеленки мировые". Нарочно нельзя было придумать одежды, так сильно лишающей девушек привлекательности! (Если учесть еще фляги и противогазы на боку). За годы войны мы научились перешивать гимнастерки по себе, резать шинели, появились более аккуратные сапоги (особенно если сравнивать их с унтами в галошах, то сапоги - это просто тапочки), и мы приобретали ладный, подтянутый вид. В Москве Марина Раскова начала создавать из нас учебные группы: летчиков, техников, штурманов и вооруженцев. Прошла медицинская комиссия… К нашему огромному разочарованию, 16 октября 1941 года, в самые тяжелые для Москвы дни, вместо того чтобы отправить в окопы, нас погрузили в товарные вагоны и повезли на восток, в Энгельсскую Военную Авиационную школу пилотов (ЭВАШП) близ Саратова…»
«Наш учебный самолет создавался не для военных действий. Деревянный биплан с двумя открытыми кабинами, расположенными одна за другой, и двойным управлением - для летчика и штурмана. (До войны на этих машинах летчики проходили обучение). Без радиосвязи и бронеспинок, способных защитить экипаж от пуль, с маломощным мотором, который мог развивать максимальную скорость 120 км/час. На самолете не было бомбового отсека, бомбы привешивались в бомбодержатели прямо под плоскости самолета. Не было прицелов, мы создали их сами и назвали ППР (проще пареной репы). Количество бомбового груза менялось от 100 до 300 кг. В среднем мы брали 150-200 кг. Но за ночь самолет успевал сделать несколько вылетов, и суммарная бомбовая нагрузка была сравнима с нагрузкой большого бомбардировщика. С первых дней Отечественной войны По-2 начал приносить армии огромную пользу. На нем вывозили раненых, он служил для связи с партизанами в тылу противника, для разведки. Устойчивый в полете, легкий в управлении, наш По-2 не нуждался в специальных аэродромах и мог сесть на деревенской улице или на опушке леса. Особенно успешным оказалось ночное бомбометание с этих маленьких машин по переднему краю противника. Конечно, днем воевать на нем было невозможно - он представлял собой отличную мишень, а вот ночью малая скорость позволяла поражать цели в ближнем тылу противника с точностью, недоступной для других самолетов того времени. С наступлением темноты и до рассвета По-2 непрерывно висели над целью, сменяя друг друга, методично, через каждые 2–3 минуты сбрасывая бомбы на врага. Поэтому во время войны на всех фронтах всегда участвовали несколько полков на самолетах По-2. Однако - всегда есть свое "однако" - ночью без радио, без защиты и прикрытия, при полной маскировке на земле надо было точно выйти на цель и поразить ее; без приводных прожекторов найти свой аэродром, где посадочная полоса обозначалась чаще всего фонарями, открытыми лишь с одной стороны. Летчики говорили: "Надо сесть по папироске командира полка". Все эти трудности ночного самолетовождения, да еще в плохую погоду, мы почувствовали в марте, когда уже готовились к вылету на фронт. Вот на таких простеньких бипланах и летали наши девочки, - вспоминает Ирина Вячеславовна Ракобольская. - 17-22-летние красавицы с наступлением ночи садились в открытые по пояс кабины и летели бомбить фашистов. За ночь успевали обернуться 5-6 раз. На аэродроме их ждали такие же юные создания, чтобы подвесить новые бомбы по 150-200 кг. Я как-то подсчитала - иногда за ночь каждая девушка поднимала до 300 т! Кстати, систему бомбометания на бывшем учебном самолёте придумали сами и называли её ППР, что означало «проще пареной репы»: дёрнул за верёвочку - и бомбы посыпались. Благодаря темноте и скорости 100 км/ч самолёты могли подойти близко к цели. Немцы нас боялись, называли ночными ведьмами. Наши мужчины-лётчики поначалу посмеивались: «Вон «Дунькин полк» идёт!», а потом зауважали, стали говорить, что мы «небесные создания», «небесные ласточки».
«До 1944 года летали мы без парашютов. Да и кто раньше брал парашют на самолет По-2? Логика была простая: "Если собьют над вражеской территорией, то лучше погибнуть, чем попасть в руки к фашистам, а если над нашей, то как-нибудь сядем, наша машина прекрасно парашютирует"… Так и случалось. У Веры Тихомировой заглох мотор на высоте 1000 м, и она, планируя, посадила самолет. Дина Никулина села прямо на автодорогу, хотя была ранена. Да и кабины тесные, а штурман обычно брал себе на колени САБ и мелкие бомбы (например, "лягушки" - они прыгали, прежде чем взорваться), а потом сбрасывал их прямо через борт над целью. Да и вес был лишний…»
— Скоро мы встали вровень с мужскими полками, а в чем-то и обогнали их. Резко изменилось и отношение к нам. Летчики братских мужских частей ласково называли нас "сестренками" и, приветствуя нас, делали круги над нашим аэродромом. Пехотинцы писали нам теплые письма и говорили, что мы "небесные создания". Вершинин стал гордиться нашим полком и говорить, что мы самые красивые женщины в мире. И даже то, что немцы прозвали нас "ночными ведьмами", даже это стало признанием нашего мастерства. Кстати, это наши бомбы попали в штаб генерала фон Клейста под Моздоком. Кажется, по времени это бомбила Нина Худякова. Крепко сбитая, сильная девушка, летавшая азартно и смело. Она не стеснялась высказывать свое отношение к нашей жизни. Не она ли кричала пехоте на передовой, что пора им уже наступать…
Ирине иногда удавалось слетать в качестве штурмана, но случалось это редко. Сразу после учёбы основательница полка Марина Раскова назначила её замкомдива, начштаба. «Я пошла к Расковой и говорю: «Хочу летать!» - а она мне: «Не люблю гражданских разговоров!» - вспоминает Ирина Вячеславовна.
Штурман полка Софья Бурзаева, начальник оперативного отдела Анна Еленина и начальник штаба Ирина Ракобольская.
— Конечно, многого мы тогда не умели, но такой, как у нас, энтузиазм в работе, такой сплоченный коллектив можно было встретить не во всяком мужском полку. Неудивительно: мы не обязаны были воевать, мы пришли на фронт не по долгу, а по велению души… Марина Михайловна Раскова трогательно прощалась с нами, пожелала нам получать ордена и стать гвардейцами (как это казалось нам далеко!). Говорила, что мы должны доказать, что женщины могут воевать не хуже мужчин, и тогда в нашей стране женщин тоже будут брать в армию. Она была удивительно красива и женственна, и в то же время для нее не было слова "невозможно"… Какая-то особая сила и уверенность исходили от Марины Расковой. Все мы были понемножку в нее влюблены. Константин Симонов сказал о ней в 1942 году: "Марина Раскова поразила меня своей спокойной и нежной русской красотой. Я не видел ее раньше и не думал, что она такая молодая и у нее такое прекрасное лицо".
А я до старости лет, уже при организации научной работы часто измеряла свои поступки меркой Марины Расковой по формуле: "Мы все можем!"
Мне было очень трудно. Я мало понимала в самолётах, бомбах, оперативных сводках... Да и девчонки не очень слушались - на учениях мы были подружками, и вдруг я стала начальником. Первое время даже плакала. Но потом в полк пришли новые люди, и стало легче - для них я была настоящим начштаба. Самое ужасное было стоять на аэродроме и видеть, как в ночном небе вспыхивает подбитый самолёт с моими подругами и горящим столбом падает вниз...
— В первую неделю на фронте казалось, что нам дают не настоящие цели - не стреляли зенитки, не ловили прожектора. А то, что с первого же вылета не вернулся экипаж командира эскадрильи Любы Ольховской со штурманом Верой Тарасовой, приняли за случайность, за потерю ориентировки, за сбой в машине. И когда Ирина Дрягина прилетела с дыркой в плоскости, все бегали к самолету, трогали эту дырку и радовались - "наконец-таки воюем по-настоящему!"
…Уже после войны в газету "Правда" пришло письмо от жителей небольшого поселка в Донбассе. Они писали, что в июне 1942 года над их поселком был сбит самолет По-2. Он упал недалеко. Утром они нашли сбитый самолет, в кабинах сидели две женщины. Они были мертвы. В письме описывали их внешность. Тайком их похоронили, но не знали их имен. Через двадцать лет после Победы написали в газету с просьбой найти родных этих девушек: "Сообщите их родным, пусть приедут к нам. Если живы их матери, они будут и нашими матерями, братья будут и нашими братьями…" Письмо редакция переслала к нам в Совет полка. Мы поплакали, было ясно, что речь идет о Любе и Вере. Рачкевич поехала туда, могилу вскрыли и по всем признакам опознали наших летчиц. Их перезахоронили в городе Снежном. Первые боевые потери полка...
В апреле 1946 года в звании гвардии майора Ирина была демобилизована и вернулась на 4-й курс ядерного отделения физического факультета МГУ, встретила однокурсника Диму Линде и вышла замуж за адъюнкта Академии имени Жуковского Дмитрия Павловича Линде (1919-2006). В счастливой семье Дмитрия и Ирины родилось двое детей: Андрей Линде - физик-теоретик, автор работ по космологии, Николай Линде - психолог, автор аналитически-действенного направления психотерапии (эмоционально-образная терапия).
Ирина Вячеславовна окончила физический факультет в 1949 году, защитив дипломную работу «d-электроны, образованные мюонами космических лучей», выполненную под руководством В. И. Векслера и Г. Т. Зацепина. В 1950-1963 годах работала ассистентом, в 1963-1977 годах - доцентом и с 1977 года - профессором кафедры космических лучей физического факультета МГУ. В 1968 году она создала в НИИЯФ МГУ лабораторию космического излучения сверхвысоких энергий и руководила ею до 1991 года. В 1968 году в подземном помещении Московского метрополитена под её руководством была построена уникальная установка из 144 многослойных свинцовых рентгенэмульсионных камер (РЭК), на которой было определено эффективное сечение генерации чарма при энергии нуклона порядка 100 ГэВ. По результатам экспозиции РЭК на Памире было исследовано необычное явление - компланарный разлет вторичных частиц. Были установлены энергетический порог и энергетическая зависимость этого нового явления.
«Помню, Марина Раскова на фронте говорила: «Девочки, добивайтесь своего! Женщина может всё!» Её слова всегда меня вдохновляли, - вспоминала Ирина Вячеславовна.
— В 60-е годы надо было провести научный эксперимент, для которого требовалась сложная установка. Тогда я села и написала письмо в правительство: мол, надо 500 т свинца, 5 тыс. кв. м рентгеновской плёнки, подземное помещение на глубине 10 м и проявочный центр. И что вы думаете? У меня получилось! Потому что женщина может всё!»
Ирина Вячеславовна защитила докторскую, написала учебник по ядерной физике, руководила кафедрой, стала профессором МГУ. С 1971 года - заместитель заведующего кафедрой космических лучей и физики космоса. За время работы в МГУ читала спецкурсы по физике космических лучей, общий курс ядерной физики на физическом и геологическом факультетах, вела практические занятия по ядерной физике и физике космических лучей. Всю научную работу вела под руководством или совместно с академиком Г. Т. Зацепиным.
В 1962 году защитила диссертацию на соискание учёной степени кандидата физико-математических наук по теме «Исследование энергетических характеристик электронно-фотонной компоненты широких атмосферных ливней вблизи оси ливня»; в 1975 году защитила диссертацию на соискание учёной степени доктора физико-математических наук по теме «Генерация мюонов высокой энергии в космических лучах». Имеет около 300 опубликованных работ, среди них учебник по ядерной физике и 6 монографий. Участвовала в международном сотрудничестве «Памир», в совместном российско-японском эксперименте RUNJOB. Под её руководством защищено 15 кандидатских диссертаций и 4 докторских по совместным работам.
Большую научно-педагогическую работу на кафедре она всегда совмещала (на общественных началах) с большой общеуниверситетской работой. С 1966 по 1990 годы одновременно была деканом факультета повышения квалификации преподавателей вузов. За 24 года на нем обучалось более 80 тысяч человек. За организацию работы факультета повышения квалификации была награждена золотой медалью ВДНХ. В 1987-1997 годах Ирина Вячеславовна являлась председателем Союза женщин МГУ, затем - членом Ученого совета МГУ, Ученого совета физического факультета, Научного совета по космическим лучам РАН.
«А потом у меня заболел муж... Я ухаживала за ним, затем шла на лекции, в магазин. В 2005 году Димы не стало... Мне и ему было по 86 лет, вместе прожили 60 лет... Было ощущение, что жизнь закончена… Свалилась на кровать, стала принимать успокоительное... А потом решила: что же это я?! И ожила. У нас с Димой выросли прекрасные сыновья. Старший Андрей стал учёным-космологом, работает в Стэнфорде. Младший Николай - психолог. У меня 5 внуков, двое правнуков... Вот только девчонок-однополчан почти не осталось… Каждый год 2 мая мы встречались в сквере Большого театра. Сейчас там собираются наши дети - общаются, а потом идут к Кремлёвской стене, где похоронена Герой Советского Союза Марина Михайловна Раскова, и кладут цветы»…
